Сайт Яна Цапника

21.03.2016
7Дней. Караван историй

Ян Цапник: «Когда у тебя есть семья, у водки
гораздо меньше шансов»



Фото: Олег Зотов


Актёр рассказывает о службе в десантных войсках, работе в прославленном БДТ и любви с первого взгляда.

Я молча взял ордер на квартиру, смахнул выкатившуюся слезу, обнял губернатора и облобызал его, притянув к себе за уши. Кирилл Лавров за кулисами БДТ скомандовал: «Заберите у Цапника ордер. А то потеряет еще».

— Как вам живется, Ян Юрьевич? После фильма «Горько!» популярность не замучила?

— Давно уж привык: еще после «Бригады» ко мне стали подходить люди на улице. А ведь попал в сериал случайно. Встретил на «Мосфильме» знакомую, помощника режиссера, она мне и говорит: «Там в картину набирают. Попробуешься? Но, может, уже и не нужен ты, вроде всех героев нашли». А я почему-то разозлился, что не нужен. Открыл дверь с пинка, вижу — человек сидит, я ему:

— Требуются!

Это оказался режиссер Алексей Сидоров. Большое спасибо Леше, потому что роль моя изначально была «глухонемой негр за кулисами во втором составе». И все, что получилось, я придумал сам, а Леша разрешил. Очень благодарен судьбе за то, что связала с талантливым режиссером. И Сидоров понял, что я не враг, предлагаю не разрушить конструкцию фильма, а вставить в нее очередную крепкую балку.

В «Бригаде» я снимался в 2001 году. У меня как раз родилась дочка Лиза. Параллельно работал у Сергея Снежкина в «Убойной силе 3», в чеченских сериях «Предел прочности». Помню, Лизочку забрал из роддома и мы вскоре улетели в Северную Осетию, в Кармадонское ущелье.

На съемках «Бригады» постоянно был экстрим. Сцену расстрела снимали в обычной квартире. За спецэффекты отвечал замечательный пиротехник Миша Марьянов, брат Димы. Рассчитать все досконально даже мастеру невозможно. Иногда сильно шарахнет, иногда — вообще никак... И вот вся комната у нас в зарядах, даже в кресле они лежат. После определенных реплик по стене должна пройти автоматная «строчка», потом я прыгаю к креслу, от кресла к телевизору. А за мной «строчки» продолжают бежать, как бы следы от пуль. В конце надо упасть.

Репетировали мы долго, перед командой «Мотор!» я с опаской спросил:

— Миш, а ты сколько заложил-то?

— Ну, где-то четыреста зарядов. Да не боись! Зеркала, конечно, настоящие, но будем надеяться, что полетят не на тебя, — ответил он.

Андрюша Панин говорит: «У меня нога побаливает, не смогу перепрыгнуть через диван, давайте каскадера». А я решил, что буду работать сам.

Что творилось в кадре — описать словами сложно. Стояло пять или шесть камер, одна сразу вырубилась от удара. Когда скомандовали: «Начали!» — был такой грохот от разрывов, что я не помню, как втиснулся в маленький камин, оторвав решетку. Закрылся поленьями, сижу. И никто не слышит криков «Стоп!», грохот-то все продолжается. Конечно, комната была разгромлена полностью, но мы героически сняли сцену. В картине все так и осталось. В кадре создается впечатление, что из крупнокалиберного пулемета палят! И так все получилось правдоподобно, что за автографами даже «братки» подходили. Спрашивали, как у меня с мозгом: «Ну надо же с Белым было дружить! Ты бы отстегивал ему процент и живым бы остался!» Уникальные люди.


Фото: из личного архива Яна Цапника

А еще к тому времени меня дети по голосу узнавать начали. Но это не из-за «Бригады». Я же озвучил все «Черепашки-ниндзя». Отпрыски приятелей звонили с просьбами: «Сегодня мой день рождения, поздравьте меня, пожалуйста, голосом Донателло!»

Половозрелые зрители, кстати, мой тембр тоже знали, потому что по ночам я, бывало, озвучивал и взрослые фильмы. Приходишь, постонешь, поахаешь и получаешь пятьдесят долларов — по тем временам нормальные деньги.

— А если вернуться к «Горько!», Ян Юрьевич, вы больше похожи на героя из первого фильма или из второго?

— Думаю, ни на того, ни на другого, но первый Борис Иванович мне нравится больше. Мне кажется, он не смог бы вести себя так по отношению к своей семье, как во втором фильме. Поэтому я там старался сгладить какие-то острые углы, но получилось лишь отчасти. Лично я бы продолжил линию первой картины, однако режиссер Жора Крыжовников решил иначе. И это его право.

Я оба фильма люблю, потому что работать с Жорой было одно удовольствие, он — человек с тысячью лиц. С ним безумно интересно общаться, порой мне казалось, что в Крыжовникове собрана вся мудрость мира! Ученик Марка Захарова — это о многом говорит. К сожалению, в наше время такие режиссеры редкость. Я почерпнул очень много полезного из общения с ним, это пригодится в профессии. Но, надеюсь, и Жора от нас, актеров, что-то взял, чему-то научился.

Конечно, иногда возникало недопонимание. Как без этого? Но если веришь режиссеру, нужно идти за ним до конца. Я и шел, хотя имел свое мнение по поводу Бориса Ивановича в «Горько! 2». Кстати, в гробу на съемках мне лежалось замечательно! Была ранняя весна. Светило солнце. Дул сильный ветер, мне кроме подушечки под голову положили в гроб бутылку водки (такое актерское суеверие). Было тепло и удобно.

К гробу на площадке все быстро привыкли и реагировали на него как на декорацию — присаживались, раскладывали бутерброды. Было совсем не страшно. В примету, мол, снимешься в домовине — и конец всему, я не верю. У моей жены день рождения тринадцатого числа, в армии был парашют номер тринадцать. Чего еще бояться?! На самом деле мы сами отчасти виноваты, что такие приметы существуют. Уж слишком много надумываем себе того, чего нет.

«Горько!» — это отражение нашей жизни. В первой части все настоящее, начиная со швейной мастерской Антонины, переделанной из гаража. У всех персонажей есть реальные прототипы. Вот мой Борис Иванович срисован с одного замечательного человека. Люди мы все неплохие, а монстрами становимся от безысходности или нежелания искать выход.




Фото: из личного архива Яна Цапника

Второй фильм, конечно, отличается — ситуации там утопичные, но по эмоциям и отношениям между героями мы старались приблизиться к реальности. Тем более что к черному юмору я, человек циничный, отношусь прекрасно. Другое дело, что в нашем кино мало кто умеет снимать черные комедии.

— Да, досталось вам — и в гробу полежали, и под пулями побегали, и фильмы для взрослых озвучивали... Всегда хотели быть актером, вы ведь из артистической семьи?

— Моя мама занималась легкой атлетикой, бегала на дистанции восемьсот и полторы тысячи метров. А вот папа да — был артистом, на момент моего появления на свет он играл ведущие роли в Иркутском драматическом театре.

Мамой я неизменно восхищаюсь! Она профессионально занималась спортом, дружила со знаменитой Людмилой Брагиной — шестикратной рекордсменкой мира. Но пожертвовала карьерой, чтобы родить меня, надеюсь, не жалеет об этом. Живет до сих пор в Челябинске, год назад вышла на пенсию. Теперь мама осталась в квартире вдвоем с Марфой — ее маленькой собачкой. Папы не так давно не стало.

Они всегда были для меня единым целым. Называл их по именам — Юра и Валя. Но, наверное, ближе был все-таки с папой, с ним ездил на гастроли, в театре играл. Дома у нас царила полная демократия. Но с другой стороны — за проступки с меня строго спрашивала мама. Хотя я не был проблемным ребенком, просто некогда было шкодить.

Сначала жили в Иркутске, потом переехали в Челябинск, я учился в спортивном классе. И дни мои выглядели примерно одинаково: утром делал пробежку, потом шел в школу на первую тренировку, потом — учеба, а после уроков — вторая тренировка. До восьмого класса еще приходилось нестись на скрипку: папа очень хотел, чтобы сын играл.

Но заканчивалось это иногда курьезами — меня ловили на площади Революции на ледяной горке, где я на этой скрипке катался. На вопросы папы, почему на скрипке, а не на нотной папке, честно отвечал, что скользит она лучше и проезжаешь на ней дальше. Музыкальную школу я все же окончил, хотя ненавидел, к примеру, хор. Когда ломался голос, мечтал слинять оттуда, но приходилось петь «козлиным» фальцетом.

У меня растет дочка Лиза, хочу, чтобы она изучала языки, занималась спортом. А моя жена Галина считает, что Лизе необходимо еще танцевать и посещать музыкальную школу. Так что прекрасно понимаю своих родителей, это нормально, когда ты стремишься развивать ребенка. Правда, с театром Лиза пока никак не связана, а я стал актером еще в детском саду.

Первой постановкой был спектакль про Айболита. Я играл Медведя, и на мне был ужасный костюм из искусственного меха. Сидел внутри мокрый, несчастный от невыносимой жары, ждал своей
Не считаю службу потерянным временем.
Молодежи не понять. Я рос, когда в об-
ществе была Идея. Пусть она теперь
кажется смешной
Фото: из личного архива Я. Цапника
единственной реплики: «Добрый доктор Айболит, у меня живот болит». Понятно, что спектакль я вскоре возненавидел.

— А когда вы начали сниматься?

— С миром телевидения я столкнулся в 1976 году, когда в Челябинске снимали телевизионный спектакль про приключения Голубого щенка. В постановку меня позвал друг папы, один из корифеев челябинского ТВ. Папа играл там Кота, я — Щенка. Мне семь лет, и сразу — главная роль. Очень понравилось сниматься: тем более от уроков освобождали.

Потом, в том же 1976-м в Челябинском театре драмы ставили пьесу «Отечество мы не меняем», и папа играл царя, а я — мальчика и даже пиликал на скрипке. Ребенком играть спектакли замечательно. Ты сидишь, ковыряя лопаткой в песочнице, и выбегает папа, который очень волнуется, потому что вечером премьера. Ну а ты не волнуешься вообще, для тебя это рядовое событие. Думаю, дети редко нервничают перед выступлением. Когда я учился в музыкальной школе, мне было все равно! Это уже потом, став взрослым, человек начинает волноваться по поводу и без него.

Очень хорошо помню премьеру: полный зал народу! Надарили цветов столько — унести было невозможно. Я наивно подумал, что так будет происходить каждый раз. Но оказалось, на обычных представлениях цветов гораздо меньше. Зато мы стали ездить на гастроли, это мне очень нравилось: разные города, разные театры...

Платили суточные и зарплату. Я чувствовал себя независимым. В школьные годы сыграл четыре или пять ролей. И, конечно, было неплохо опаздывать на учебу «по уважительной причине». Месяца этак на полтора. Деньги все отдавал родителям, но иногда они разрешали купить что-то себе — оловянных солдатиков или пистолет с пистонами. По большому счету, гонорары мне были не нужны.

Класса до пятого я играл, а потом очень резко вырос из всех театральных костюмов. И что-то мне перестало нравиться в театре. То ли потому, что мы на гастроли начали реже ездить, то ли новых ролей не было. А для прежних я был уже слишком большой. Как говорит молодежь, «подзабил» на актерство. В драмкружки не ходил, хотя звали. Гордым был: я уже играл в профессиональном театре!

В школе в самодеятельности не участвовал по той же причине. Папа, конечно, расстроился. Он мечтал, чтобы сын продолжил его дело. Зато мама обрадовалась, что меня резко развернуло в сторону спорта. Стал заниматься гандболом. Даже играл в дубле Высшей лиги. Тренером нашим был Николай Федорович Власов — замечательный человек, он вырастил много настоящих мастеров.

Настолько я этим гандболом увлекся, что опять стало не до учебы. Спорт — это не только тренировки до седьмого пота, но и адидасовские кроссовки, фирменные костюмы, сумки с надписью «СССР». Мы были здоровыми, крутыми парнями! Кстати, было у меня и еще одно увлечение. С восьмого класса начался УПК (учебно-производственный комбинат), где школьникам давали азы какой-нибудь профессии. Пошел туда, где больше девочек — на повара!


Фото: Олег Зотов


— И как, научились готовить?

— Прижился и даже показывал неплохие результаты: выиграл чемпионат района по шинковке капусты. Я и практику проходил: все лето работал в столовке на фабрике для глухонемых. И это было, как сейчас говорят, прикольно. Ну и историй смешных, конечно, хватало. Как-то мы заговорились с товарищем и смололи деревянный пестик в огромной мясорубке, потом долго очищали ее, но мясо все равно получилось из серии «собака вместе с будкой»: в нем попадались щепки...

А самый забавный случай вышел с тортиками. Не помню точно, как они назывались — «Сказка» или «Полянка». Верх этих кондитерских изделий украшали медведь с бочкой и три зайца с морковкой. Я торопился, поставил пять тортов на подоконник. Желатин, видимо, еще не схватился, а кто-то забыл закрыть окно. Ветер был приличным и дул на фигурки. В итоге все звери полегли в разных позах из «Камасутры». Особенно радовали зайцы с морковками. Крем затвердел, и исправить ничего не удалось.

Я был вынужден выплатить приличные деньги за пять испорченных тортиков. Но когда народ их увидел, все попадали от хохота. В общем, к окончанию школы я стал поваром-кондитером третьего разряда и думал, куда поступать — в Свердловский театральный институт или поехать в Ленинград в Институт имени Лесгафта. Либо в какой-то другой вуз, где есть гандбольная команда.

Но судьба все решила за меня. В 1985 году я получил на тренировке солнечный удар, полмесяца провалялся дома. В итоге с профессиональным спортом пришлось завязать, решил поступать в театральный. Не учел только, что в 1985 году в столице проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов и экзамены в институты прошли раньше.

Я почти везде опоздал, осталось только два города, где еще брали документы, — Куйбышев и Свердловск. Поехал поближе, в Свердловск, курс набирал замечательный педагог Ярополк Леонидович Лапшин — он был весомой величиной на Свердловской киностудии и снимал такие удивительные картины, как «Угрюм-река», «Приваловские миллионы».

Конкурс был огромный: двести человек на место. Все, кто срезался в Москве, заявились в Свердловск. Но в силу природной наглости, а может, от безнадежности ситуации я все же поступил. Это стало ясно с первого прослушивания.

Ярополк Леонидович спросил: «Вы учились в спортивном классе? Сможете сочинение хотя бы на три написать?..» Тут я понял, что все идет как надо. Правда, в сочинении на тему «Войны и мира» пришлось развивать собственную фантазию — я плохо помнил роман Льва Толстого. Слава богу, комиссия, смекнув, что ничего мы не напишем, решила доспросить абитуриентов устно. Мне предложили раскрыть образ Кутузова.


Фото: Олег Зотов


Я пытался нарисовать портрет полководца: что был он отец-командир, скакал на горячем коне, в общем — пересказал все подряд, начиная с фильма о Чапаеве и заканчивая картиной «Кутузов». В финале один из преподавателей прошипел:

— Последний раз спрашиваю, каким был Кутузов?!

Я зажал один глаз ладонью и воскликнул:

— Вот таким!

Меня выдворили из аудитории, но в итоге поставили три. Потом узнал, что у полководца был поврежден не тот глаз, который я показал.

На этюдах же меня попросили изобразить корову. Сразу уточнил: какого направления — молочного или мясного? Комиссия прыснула. Все, что бы ни выделывал после этого, уже было смешно! И скрипка пригодилась, что-то я там играл. В итоге был принят в институт, начал учиться. К 1987 году мне уже исполнилось восемнадцать лет, и после второго курса меня призвали в армию.

— Но актеры же служат в «специальных» частях. Поют, танцуют, а вы зачем в десантники пошли?

— Папа настаивал, чтобы я пошел в кавалерийский полк под Москвой или в ансамбль песни и пляски. Но мне было стыдно. Очень хотел служить Родине, защищать ее. Хотел быть интернационалистом. Написал заявление в Афганистан и в итоге попал в разведывательный батальон. Случилось так, что нас отправили в Польшу, дальше — в Германию. В Германии я был зачислен в разведывательно-десантную роту, во взвод, где служить было тяжелее всего. Взводов было три: два десантно-штурмовых и третий — ВСР, то есть взвод спецразведки.

Испытаний хватало. Особенно это касалось прыжков с парашютом. Иногда в полете возникал «перехлест»: когда стропа неправильно вышла и протянулась через купол. Люди калечились при приземлении. Потому что несешься со скоростью пять метров в секунду и сначала падает грузовой контейнер в тридцать килограммов, который висит под тобой на шнуре, а потом — ты. Один раз я травмировал ногу. В общем, быть диверсантом — задача не из легких. Тем не менее дослужился до старшего сержанта и был заместителем командира взвода спецразведки.

Заканчивал службу в 1989 году, тогда в Германии было не совсем спокойно, поскольку страна освобождалась от советской «оккупации». Немцы похлопывали нас по плечу днем, когда мы им помогали: тушили пожары, людей спасали. Ночью же они нас любить переставали. Хотя и адекватные люди тоже попадались. Однажды у меня отлетела бляха от ремня, и местный мастер, немец, ее залудил. Я в благодарность подарил ему зажигалку, а он угостил меня лимонадом.

Многое на службе зависело от офицеров, слава богу, с ними нам повезло. Мой командир роты Юрий Волков и сейчас служит в пограничных войсках в Белоруссии. Мы нашли друг друга и иногда созваниваемся.


Нина Усатова и прославленные старики БДТ — Николай Трофимов,
Людмила Макарова и Кирилл Лавров
Фото: Ю. Белинский/ТАСС


Не считаю службу в армии потерянным временем. Современной молодежи нас не понять. Я рос, когда в обществе была Идея. Пусть она теперь кажется смешной. Но все равно эта идея всех объединяла и придавала смысл. А сейчас мы растеряны. Потому что «жить хорошо» — это не идея. Нечего сейчас защищать нашим молодым людям.

Вот и говорят: кто в армии служит — тот идиот. У нас в юности была Родина, стремление к чему-то большому. Конечно, никто не спал в пионерском галстуке, но что плохого в том, что мы помогали бабушкам и дедушкам переходить через дорогу и собирали макулатуру? Что мы были интернационалистами? И у нас не существовало такого отношения к людям: у кого больше денег — тот и прав.

— В «Афганском изломе», куда вас вызвали на пробы из армии, уже обозначено начало этих проблем сегодняшнего дня. Почему вы так и не попали в фильм?

— Я как раз закончил служить и получил большие деньги — тогда платили, в частности, за парашютные прыжки. Их хватило и на водку, и на билет до Питера. Но не сложились отношения с режиссером Владимиром Бортко. Я не мог принять, что советского майора будет играть Микеле Плачидо, хотя это один из моих любимых актеров. Возмутился: что, разве наших артистов нет, которые в армии служили?! Явился на студию прямо в десантной форме. Сказал, что думаю по поводу этой картины, развернулся — и на выход. Ну, дурак был, ничего уж тут не поделаешь...

В Питере решил переводиться в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Думаю: какой смысл ехать обратно в Свердловск, если мои однокурсники уже доучились? Как ни странно, все получилось. Мне очень повезло, что встретил Владимира Викторовича Петрова. Я сразу же узнал этого педагога: он приезжал в Свердловск, курировал наш вуз.

Как интеллигентный человек, Владимир Викторович согласился меня послушать. И в итоге взял, хотя ректор был против. Потому что, как назло, он проходил мимо, когда я плевал в потолок в туалете. Но я-то не просто хулиганил! Я загадал: если доплюну до потолка — поступлю в ЛГИТМиК. Только ректору объяснить это было сложно. Если б Петров не отстоял меня, я не попал бы на курс, где учились Дима Нагиев, Игорь Лифанов, Толик Журавлев, Леша Климушкин, Дима Хоронько. Много было интересных ребят.

— Насколько я знаю, большое кино началось для вас еще в 1986 году?

— Мы с товарищем по институту на каникулах устроились монтировщиками в Свердловскую драму. С театром поехали на гастроли в город Ярославль. Там один актер не пришел на спектакль, меня срочно впихнули на его место. И кто-то из ассистентов с «Ленфильма» спектакль увидел. Вскоре я был приглашен на пробы к нашему советскому классику — Михаилу Ивановичу Ершову. Со свойственной мне наглостью, даже не подумав о последствиях, я уволился из монтировщиков и сел в поезд.

Свадьба Яны и Галины

«Ленфильм» произвел на мое сознание неизгладимое впечатление. Тогда он был живой, все кипело и работало. Это была фабрика грез! Меня утвердили, я подписал договор на чудовищные по тем временам деньги. Гонорара хватало даже на молдавское «Мальборо» по три рубля пачка, а жил я в гостинице «Советская». Когда съемки закончились, понял, что уже на месяц опаздываю на учебу в Свердловск. Меня в итоге простили, сказали: один черт, ему в армию идти! Пусть доучится второй курс.

Фильм этот назывался «Ищу друга жизни». Там Саша Яковлева снималась, Юра Астафьев, Николай Николаевич Трофимов... Я играл одну из главных ролей: пэтэушника Гошу, по профессии он был пескоструйщиком. В конце фильма меня все провожали в армию. Николай Николаевич, у которого была роль моего бригадира, говорил пророческую фразу: «В десантники, наверное, возьмут Гошку!» А Трофимов — кумир моего детства, он играл Волка в «Красной Шапочке». На съемках я смотрел ему в рот. Когда старшие актеры меня приглашали куда-нибудь выпить — это такой праздник был! Дядя Коля был замечательным человеком. Мне повезло — я потом отработал с ним в БДТ около четырнадцати лет. И Юра Астафьев — великий актер! К сожалению, он умер в 1990 году. Да, на съемках я столкнулся с потрясающими людьми. А премьеры не видел: в армию ушел.

В перерывах между съемками я облазил весь Питер. А еще мы снимали и в Сестрорецке, и в Зеленогорске. У меня везде были друзья. Уже гремел «Сайгон», проводились подпольные рок-концерты. Мне это напоминало Свердловск 1985 года! Ведь Свердловск — первый город СССР, где официально был разрешен рок-клуб. Я и по сей день поддерживаю отношения с уральскими музыкантами, с Настей Полевой мы до сих пор дружим. реклама

— Кто из рокеров вас поразил?

— Александр Башлачев еще был жив, и мы его слушали. Это была другая реальность! Вы найдите сейчас такие тексты, как у того же Башлачева или Илюши Кормильцева. Конечно, каждый из рокеров был со своими «погремушками». Кто-то плохо кончил, а кто-то теперь уже не пьет. Жизнь всеми распорядилась, или правильнее сказать: люди сами распорядились своими судьбами.

Не скрою — у меня тоже был непростой период, связанный с алкоголем. Особенно накрыло после армии. Потому что я вернулся в другую страну, где пошатнулись все устои, которые были для меня важны. Когда ты один, алкоголь тебя победит. А когда у тебя есть семья, у водки гораздо меньше шансов. Женился на Гале и решил «завязывать». Тем более сейчас с напряженным графиком съемок выпивать просто некогда. Можно расслабиться, лишь когда выпали несколько выходных дней или большая премьера.


Лиза с моим папой Юрием Викториновичем
Фото: из личного архива Я. Цапника


Алкоголь еще спасал в тот период, когда кино совсем сдохло. Есть нам было нечего. Носить тоже. Стипендия — сорок пять рублей, а футболка в ларьке стоила двести пятьдесят. Не знаю, как мы выжили. Видимо, потому что были молоды, веселы, талантливы, рассказывали смешные анекдоты и пели песни со смыслом.

Во время дипломной декады к нам в институт пришел Игорь Петрович Владимиров, увидел меня в «Горячем сердце», где я Ваську Шустрого играл, и пригласил в Театр имени Ленсовета. Я уже репетировал у него, даже вводили в спектакли, когда Кирилл Юрьевич Лавров пригласил меня сразу на главную роль в БДТ. Еще Игоря Лифанова и Таню Аптикееву взял с нашего курса. Сказать Лаврову да или нет я намеревался после гастролей с Театром Ленсовета. Так ему и сообщил.

Кирилл Юрьевич был человеком с чувством юмора и ответил: «Ну иди, думай». Первого сентября утром пришел на сбор труппы в БДТ, а в двенадцать часов побежал увольняться из Театра Ленсовета. Принимали меня с радостью, а уволили со скандалом. Режиссер Владимиров сильно обиделся и перестал со мной общаться. Даже был случай: я зашел в театр в гости и смотрю — идет Игорь Петрович. Еле-еле успел спрятаться за пыльный диван, а он сел на этот диван и давай с кем-то беседовать. Часа два проговорили, а я вылезти не могу! Лежу! реклама

Когда стал работать в БДТ, переехал в общежитие театра — легендарное здание. Там когда-то Луспекаев жил, Копелян, Доронина с Басилашвили. Уютно. Но было одно но. Здание общаги стояло во дворе театра. И мы, забываясь, шлепали в БДТ в домашней одежде. Лавров периодически делал замечания: не ходить в шортах за кулисами! Но хватало нас ненадолго.

— Видимо, все-таки Кирилл Юрьевич недостаточно строго требовал.

— Он вообще нам очень многое прощал. Было и катание на поливальных машинах, и вытаскивание крокодила из аквариума в баре. Старики говорили о нас: тяжелая артиллерия пришла в театр! Потому что молодые не просто пьют, а пьют талантливо. Без чернухи отдыхали, а крокодила

Фото: Олег Зотов
вытащили, чтоб посмотреть, какой он из себя. Длиной аллигатор оказался метра полтора. Рептилия клацала зубами, надо было запихать ее обратно, а мы отпустили. Это увидела милиция, и был жуткий скандал. Лавров потом кричал: «Зачем вы обидели крокодила?!»

Старики — отдельная тема для разговора. Я ими искренне восхищался, но иногда и до курьезов доходило. Допустим, играем «Солнечную ночь». Перед спектаклем из гримерки Николая Николаевича Трофимова вдруг слышим балалайку и с ужасом понимаем, что он, наверное, перепутал спектакли, подумал, что сегодня «Кадриль». Говорим ему об ошибке. А Трофимов машет руками: сам, мол, все знаю. Буквально через двадцать минут началось представление, и он вещает на сцене только «да» и «нет», потому что текст забыл. Выбила ему из головы все слова эта балалайка. Он человек уже пожилой был, приходилось подсказывать, выкручиваться...

Дедовщины, интриг в театре не существовало, нам все помогали. Мы с Лифановым через неделю после поступления в театр получили первый выговор за плохое поведение на банкете. Но при этом никого не уволили. Старики БДТ нас уважали и относились очень по-доброму. Хотя было, конечно, разделение: вот это мы, молодежь, а это — небожители. Причем небожители разрешали с ними не только общаться, а даже шутки шутить. Они приняли нас в свою стаю, и это было здорово.

Поначалу, когда встречал в коридоре кого-то из них, язык почти отнимался. А я не просто играл свои роли — но и одновременно учился у мастеров, это было счастьем. У меня остался на память туркменский халат Кирилла Юрьевича Лаврова, рюмочка есть от Валентины Павловны Ковель, ручная соковыжималка для гранатов от Людмилы Иосифовны Макаровой. Мэтры очень любили нас и все время что-то дарили.

Увы, сложилась такая ситуация, что в 2005 году я был вынужден уйти из любимого театра. Зарплата была пять тысяч двести рублей, на съемки не пускали... Не буду вдаваться в подробности — причины казались мне весомыми. Спасибо судьбе, что все-таки с 1992 по 2005 год я работал в БДТ. Кирилл Юрьевич

Фото: Олег Зотов
Лавров понимал и меня, и Игоря Лифанова, несмотря на все наше раздолбайство. Роли главные нам давал — я пять сыграл. Когда узнал, что Кирилла Юрьевича не стало, был в шоке. Потому что ушла великая советская театральная школа, как ни пафосно это звучит. А еще нас покинул удивительный человек — благородный, талантливый, тонкий. Благодаря Кириллу Юрьевичу у меня появилась квартира. Правда, ордер на нее я получил так, что в театре год потом это вспоминали.

Произошло событие на юбилее БДТ, губернатором города был еще Яковлев. Мы показали капустник и, конечно, приняли на грудь. И вот — полный зал народу, меня вызывают на сцену, Яковлев говорит речь, а я чувствую, что в ответ не могу произнести ничего членораздельно. Понимаю, что язык подведет, заплетаться будет. Тогда я молча взял ордер на квартиру, смахнул выкатившуюся слезу, обнял губернатора и облобызал его. Яковлев несказанно удивился — охрана напряглась. Потому что целовал я его, притянув к себе за уши — мужчина-то он высокий. Кирилл Лавров за кулисами тем временем скомандовал: «Заберите у Цапника ордер. А то потеряет еще».

— С кем собирались в эту квартиру въезжать — с третьей женой или четвертой?

— Про многочисленные браки — это чушь, кто-то написал, а все и поверили. Дочка Лиза говорит: «Пап, давай соврем, что у тебя было пять жен!» Нет, случались, конечно, романы, увлечения, но жена-то одна — Галя. Она у меня востоковед. А до нее с актрисами встречался. Может, потому и не сложилось сразу с семьей. Театра хватает в театре, а дома хочется другого.

С Галей мы познакомились в 1997 году. Я играл с Лифановым «Солнечную ночь» в БДТ. Это был целевой спектакль — для докторов с международного конгресса гинекологов. Потом нас пригласили на банкет, на банкете мы выпили. И там были такие очаровательные японки, разбудили они воображение! В итоге японки пошли домой, а мы — в клуб «Мани-Хани».

Кадр из сериала
«Колдовская любовь»
И там я встретил свою будущую жену: за столиком сидела восточная девушка, очень красивая. Я почему-то подумал, что она тоже японка, обратился к ней на ломаном английском. А у нее чистый иностранный язык — представьте! Ну а через какое-то время выяснилось, что у моей очаровательной собеседницы еще и очень редкое японское имя — Галя. Галочка на самом деле калмычка. Но с Востоком все же была связана: той зимой она вернулась из Пекина, где длительное время была на языковой практике. Галя, кстати, не хотела в клуб идти, подружка затащила.

Я не знаю, сколько тогда выпил, но тут же и предложил перейти в официальные отношения — замуж за меня выйти. Это было где-то в январе, а в октябре мы уже поженились. Я красиво ухаживал: цветы дарил, Мандельштама читал! Родные Галочки меня хорошо приняли. У нее очень интеллигентная семья, бабушка окончила Школу-студию МХАТ, постановочный факультет. Помню наше фееричное знакомство в Элисте: мы с бабушкой Лизой болтали ночи напролет, она мне рассказывала об изумительных лекциях Александра Сергеевича Поля по истории зарубежного театра, незабываемых философских семинарах Авнера Яковлевича Зися... Я свою дочь назвал в честь нее Елизаветой.

Моя любимая теща Августа — кандидат исторических наук, вузовский преподаватель, сейчас на пенсии. Прадедушка Гали обожал римскую историю и назвал внучку в честь императора Августа. Галочка у меня кандидат наук, китаист-филолог. Тесть — дядя Женя, Евгений Джалаев, преподавал физическую культуру в Калмыцком государственном университете. Он бывший баскетболист, окончил институт Лесгафта, сейчас тренирует молодых, его команды занимают призовые места на соревнованиях.

В нашей семье партнерские отношения, потому что каждый силен в своем. Я более горяч, вспыльчив, Галя — наоборот. «Надо не торопиться, а подумать прежде, чем что-то сделать», — говорит она и очень часто оказывается права. Мы дополняем друг друга. Но вообще Галя с дочкой — мои первые критики.

— И как отец воспринимает «наезды» родного дитя?

— Лизу я обожаю! Она родилась шестнадцатого мая в шестнадцать часов десять минут. В шестнадцать пятнадцать я на нее уже взглянул. До этого очень волновался и бродил у роддома неприкаянный. Галка должна была рожать сама, но ребенок перевернулся и ей сделали кесарево сечение. В итоге спасли и Галю, и Лизочку, дочка родилась большой — четыре килограмма двадцать граммов! Первое слово, которое я сказал, увидев ребенка, было не совсем нормативным. Если перевести на литературный язык: «Вот это красота!» Девочка была голубоглазая, рыжая, а разрез глаз — восточный.


«Горько!» — это отражение нашей жизни. Люди мы все неплохие, а монстрами
становимся от безысходности или нежелания искать выход Фото: Kinopoisk


Вхожу потом к Гале в палату, она на кровати лежит, очень бледная, изможденная, понимаю: сейчас из моих глаз польются скупые мужские слезы и сам лягу трупом рядом.

— Галь, ты меня слышишь? — спрашиваю.

— Слышу...

— Галь, не умирай, пожалуйста.

Она говорит:

— Почему?

Голос сиплый после наркоза, еле-еле шепчет. Ну и чтобы как-то разрядить атмосферу, я брякнул:

— Ты еще на всякий случай должна переписать на меня свою половину квартиры.

Врач просто подпрыгнул — не понял шутки. Деликатно вышел:

— У вас свой разговор, мешать не буду.

Галя тоже мне ответила в черной стилистике. Посмеялись мы и поняли: все будет нормально.

Сейчас Лизе четырнадцать лет. Я ее каждый месяц поздравляю с рождением, приношу цветы. Это у нас традиция. Даже если дочка где-то далеко, обращаюсь в цветочную фирму и букет доставляют.

Лизочка, конечно, уникум. Пять лет она занималась тхэквондо, отличница, хорошо рисует, у нее красивый голос. Дочь замечательно стреляет. Спортивная, высокая, стройная, красивая. У нее появилась склонность к режиссуре, я ее во всем поддерживаю. Говорю: хочешь — сама снимайся, а хочешь — снимай!

Мы с Лизой большие друзья. И рассуждаем на такие темы, о которых не всегда говорим в семье вслух. Когда во втором классе мама пыталась открыть ее портфель, я кричал: «Не надо, это частная жизнь ребенка!» У нас есть некое табу на обсуждение личной жизни, но знаю одно: если что-то случится, Лизочка мне первому расскажет. Мы очень уважительно друг к другу относимся. Я не буду рвать из нее личные тайны клещами.

А еще у нас есть семейная традиция. Каждый год, где-то с двадцать четвертого декабря, я бросаю все, и мы втроем улетаем в Китай. Отдыхаем, путешествуем, плаваем. Возвращаемся обратно примерно четырнадцатого января.

Но если отдыхаем мы вместе, на съемки я семью не беру. Не понимаю артистов, которые едут в экспедицию с женой, дочерью, сыном, нянечкой, кошкой и хомячком. И кричат: «Ребят, мне надо сегодня быстрее освободиться, мы хотим сходить погулять!» Ты куда приехал? Работать или с родными отдыхать?!

Я хочу играть все!
Фото: Олег Зотов
Единственный раз Галя и Лиза были у меня на съемках фильма «Елки лохматые». Вели себя интеллигентно, никому не мешали. Пришли, посмотрели на собачек, главные герои в картине — животные, познакомились с режиссером. Потом я их проводил.

— И правильно: на съемках всякое случается — зачем близких пугать? Слышала, что во время работы в картине «Призрак» вы порвали ахиллово сухожилие...

— Нет, произошло это на другой картине. Параллельно я снимался в «Призраке». Пришлось срочно переписывать сценарий: после смерти друга, которого играет Федя Бондарчук, мой герой страдает, мечется, вываливается из окна, неудачно падает — так объяснили мои костыли. Но и много смешного бывает. Помню, снимали «Колдовскую любовь». Милый такой сериал: деревня, коровы, куры, ведьма. Персонаж у меня был Веня-ветеринар — спивающийся доктор с неудачным браком, жена выше на две головы, Аня Уколова ее играла.

Перед съемками мне достали редкий учебник по ветеринарии 1938 года. Когда я зачитывал цитаты из него во время обеденного перерыва или перекура, все рыдали от смеха. Допустим: «Энцефалопатический понос цыплят-трехдневок» или «Как своими руками сделать спермоприемник». Я практически обучился и могу давать советы сельским жителям.

А еще на съемках этой картины произошел очень смешной случай с усыплением коровы — по сюжету она должна была лежать в кадре мертвая. А за день до коровы были дохлые куры. Наши гуманисты из съемочной группы решили не брать неживой реквизит с птицефермы, а усыпить временно местных кур. Привезли двадцать штук, приехал ветеринар, сделал им уколы, все вырубились. Начали снимать. Вдруг во время сцены то одна курица глаза открывает, то другая ногой начинает дергать. Ветеринара спрашивают:

— А чего они шевелятся?

— Так они же минут на пятнадцать всего отключились! — отвечает.

Стали колоть еще. В итоге из-за кур мы снимали одну сцену весь день. Трогал их палочками, читал монологи, а сам давился от смеха. Потому что в кадре-то не видно, а я их телодвижения наблюдаю. Решили сцену доснимать на следующий день. Приходим — а все куры лысые! Это так на них уколы подействовали.

Но беда не приходит одна. Через две недели усыплять пришлось корову. По сюжету фильма я напиваюсь и говорю бабке из деревни, что не пойду смотреть ее скотину. Бабка притаскивает корову ко мне. В кадре лежит неподвижная животина. А я сажусь на нее и спрашиваю:

— Где корова-то?

Бабка в ответ:

— Да ты на ней сидишь!

Снимали на берегу реки. Буренку привезли в трейлере. Она мычит, боится. Ветеринар берет громадный шприц, всаживает ей особую смесь, корова описалась, заревела и уснула. Но проблема в том, что ветеринар усыпил буренку примерно в четырехстах метрах от съемочной площадки. А она тяжелая — не дотащить. Второй режиссер кричит:

— Срочно коли ее, чтоб проснулась и сама дошла до места.

— Она потом какое-то время не сможет давать молоко, — предупреждает врач.

Черт с ним, с молоком, — решили разбудить.

Кое-как корова приплелась на площадку. Режиссер командует:

— Усыпляй опять!

Ветеринар побледнел:

— Она умереть может.


В нашей семье партнерские отношения, потому что каждый силен в своем.
Мы дополняем друг друга. Но вообще Галя с дочкой — мои первые критики
Фото: Олег Зотов


Искусство требует жертв: беднягу все-таки укололи и она, снова описавшись, завалилась на правый бок. Оператор недоволен, мол, ее надо перевернуть, корова должна лежать на животе. Долго несчастную скотину вертели, пытаясь придать нужное положение. В итоге снимали корову только мельком: когда я на нее садился, она начинала приподнимать голову, шевелить копытами и мычать. Хотите верьте, хотите нет, но после всех этих приключений буренка выжила.

— Ну а если перейти к серьезным материям: вы всем сегодня довольны? Сами выбираете, где играть, не на что жаловаться?

— Хочется, конечно, быть высоким белокурым юношей! Но если без смеха — слава богу, мне достаются характерные роли, на экране я разный. То у продюсеров заскок — начинаются сплошь мелодрамы, такие как «Очкарик» и «Под небом Вероны». Там я такой странный грустный человек, философ. То — бабах! — пошло что-то армейское, и вот я уже сплошь фашист.

Бывают и киллеры, и ловеласы, и безмозглые дурачки. После фильма «Горько!» начал играть бывших военных, чьих-то папаш. О Гамлете и не думаю. Ну, сыграю я принца датского — и потом что? Заканчивается профессия? Мне кажется, от фразы «мечтаю сыграть Гамлета» могилой пахнет. Я хочу играть все! И череп Йорика, и короля Лира, и Бориса Иваныча, и ветеринара-пьяницу... От Гамлета при случае, конечно, тоже не откажусь, но всю жизнь идти к одной роли... Это не про меня. Я устроен по-другому: всеяден, мне все интересно. Обновление и есть жизнь.

Как мало в этой жизни надо
Нам, детям, — и тебе и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран —
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман!

Кроме этого, блоковского, есть еще одно изречение, которому я следую. Моя жена любит повторять: «Ничего не бывает рано или поздно, все бывает вовремя». Это китайская мудрость, но она универсальна.

23.06.2015
Беседовала Наталья Черных
7Дней.ру КАРАВАН ИСТОРИЙ





Категория: Пресса | Просмотров: 1618 | Добавил: О_Z

Всего комментариев: 0


В комментариях запрещается: любая реклама, любые ссылки, оскорбления, клевета, мат, писать транслитом.
Имя *:
Email *:
Код *:
Сделать бесплатный сайт с uCoz